Джарел наконец удалось отдышаться, и она с такой горячностью разразилась богохульственной бранью в адрес всех прародителей Аларика и его возможного потомства, что в течение нескольких минут самая темнота, казалось, пульсировала от ее ярости. Потом она вспомнила странное утверждение о том, что именно ее неистовая сила способна привлечь ту чудовищную жаркую мощь, имя которой Андред, и резко оборвала себя на полуслове.

Звенящая тишина была полна напряженного ожидания. Нетерпение и предвкушение того, что должно было случиться, исходившие от невидимых в обступившем ее мраке мучителей, сделались почти осязаемыми. Невидящим взглядом смотрела Джарел в темноту, уверившись в том, что вот-вот наступит тот ужасный момент, когда налетит порыв ураганного ветра и превратит эту невыносимую ночь в хаос, из которого появится рука Андреда…

В следующий миг воительница собралась с духом и заговорила – собственный голос показался ей тихим и жалким в гулкой пустоте огромного зала:

– Вы не могли бы бросить мне подушку? Я устала стоять, к тому же пол очень холодный.

К ее великому изумлению, послышались легкие шаги по каменным плитам, и мгновение спустя брошенная из темноты подушка упала к ее ногам. С неожиданным чувством благодарности Джарел опустилась на нее и, замерев, принялась вглядываться в окрестный мрак. Так, значит, ее пленители могли видеть в темноте! Слишком уж уверенными были эти легкие шаги, и подушка упала именно там, где должна была упасть, так что сомневаться не приходилось. Джарел обняла себя руками за плечи и постаралась выбросить из головы всякие мысли.

Безмолвная тьма была невыносимой. Джарел отчаянно прислушивалась, но только звук ее легкого дыхания нарушал вязкую тишину. Казалось, минула целая вечность, наполненная ожиданием и нетерпением. Ее ужас рос с каждой секундой. Очень уж страшно было сознавать, что вот-вот в зал с завыванием ворвется штормовой ветер, что ее опять обхватит рука, отделенная от тела, и ненасытный, жадный омерзительный рот опять станет терзать ее губы.

… По ее спине уже в который раз пробежали мурашки.

Да, все это ей придется испытать заново. Но что пользы от этого испытания для нее самой? Эти недоноски, ставшие теперь ее тюремщиками, ни за что не станут делить с ней сокровище, которое так жадно хотят обрести такой алчностью, что рискнули вызвать нынешней ночью весь этот ужас и не испытывали страха перед неминуемой смертью, просто потому, что вожделение лишило их разума. Значит, им было известно, что хранится в шкатулке, которую так ревностно охранял Андред? Но что же это за драгоценность, если люди рискнули прибегнуть к такому, чтобы только овладеть ею?

И на что оставалось надеяться ей самой? Если чудовище по имени Андред не появится сегодняшней ночью, значит, оно появится в какую-то другую ночь, рано или поздно, и все эти ночи ей предстоит ждать здесь, в темном зале и полной тишине, ждать того самого момента, когда она станет жертвой того ужаса, который вот уже две сотни лет охранял Чертову обитель. Когда воительница грозила Аларику, уверяя, что ее люди последуют за ней сюда, в ее сердце не было надежды. Да, они были храбрыми воинами и любили ее, но жизнь они любили еще больше. Нет, в Джойри не нашлось бы ни единого человека, который рискнул бы отправиться сюда и прийти к ней на помощь. Она снова вспомнила лицо Гая из Гарлота, и на короткое мгновение ею овладела ярость. Этот красавчик, этот гнусный, подлый трус, отправивший ее сюда в надежде завладеть сокровищем, которому нет названия… Она разобьет его смазливую физиономию рукояткой меча, если только сама останется жива! Понемногу Джарел начала забываться…

В темных, высоких и узких окнах виднелось черное небо. На нем медленно разгорались далекие звезды. Джарел сидела, обняв колени, и смотрела на них. Теперь ей казалось, что темнота ожила, что она слышит чьи-то тяжелые вздохи и стоны… Андред?..

Ее мучители допустили одну ошибку, но пока она не представляла, как подобное обстоятельство может послужить ее спасению. Хозяева замка считали, что обезоружили ее, но сейчас, в темноте, коснувшись стальных наголенников, Джарел слабо улыбнулась – им не удалось сделать это до конца.

Время, должно быть, уже перевалило за полночь. Джарел начала забываться, положив голову на колени, когда из темноты до нее донесся неясный шум, прогнавший дремоту. Голос Аларика, полный усталости и разочарования, говорил что-то на том странном чужом языке, который она уже слышала. Джарел лениво подумала о том, что хотя этот язык был родным для ее мучителей – так, по крайней мере, ей казалось, поскольку эти люди прибегали к нему лишь в минуты неподдельного волнения, – но и на ее родном языке они изъяснялись без всякого акцента. Это было по меньшей мере странно, однако Джарел не стала утруждать себя мыслями о непонятных человекоподобных созданиях, в плену у которых оказалась.

Вот она услышала звук чьих-то решительных шагов, стряхнула с себя остатки дремоты и поднялась на ноги, потирая затекшие руки. В следующий миг кто-то уверенно взял ее за запястья, и она вновь испытала крайнее удивление – ее глаза ничего не смогли разглядеть в кромешной тьме. Никто не попытался перевести ей слова Аларика, однако непостижимым образом женщина поняла, что ее тюремщики решили отдохнуть, прервав бодрствование на остаток ночи. Ей было все равно, она тоже хотела спать. Даже ужас ее притупился от овладевшей ею усталости. Спотыкаясь, она прошла между тюремщиками, даже не пытаясь сопротивляться. Было еще не время пускать в ход то оружие, которое у нее оставалось, – вряд ли она справилась бы с людьми, которые видели в темноте лучше, чем кошки. Она подождет более подходящего момента.

Глухая тьма, нигде ни единого огня… Они двигались уверенными легкими шагами, и когда перед ними оказалась лестница, на ней спотыкалась только Джарел. Воительница и ее тюремщики поднялись с теми, кто сопровождал ее, вверх по ступеням, затем они прошли по какому-то холодному и гулкому залу, а потом кто-то сильно толкнул ее, и она шагнула вперед, едва удерживаясь на ногах. В следующий миг Джарел ударилась о каменную стену и, уцепившись за нее, услышала, как за ее спиной захлопнулась дверь. Джарел обернулась, и с ее губ сорвались жаркие слова норманнской брани. Ее оставили в одиночестве.

Ощупью Джарел быстро исследовала свою темницу. Она обнаружила легкую кровать, кувшин с водой и грубую дверь, сквозь щели в которой стал пробиваться свет. Снаружи до Джарел донеслись голоса, и по мерцающему, неверному пламени фонаря она все поняла. Аларик отдавал приказание одному из своих звероподобных людей: тому надлежало хорошенько стеречь пленницу, пока сам повелитель и его люди будут спать. Ей даже стало любопытно, знал ли этот воин о том, что его хозяева могли видеть в темноте не хуже, чем при свете. Однако теперь ее уже не удивляло, что Аларик окружил себя такими подданными. Она уже знала, с какой легкостью он мог подчинить их себе.

Глава 5

Голоса возле двери смолкли. Джарел улыбнулась и отошла в ближайший угол, где опустилась на одно колено. Длинный нож с тонким узким лезвием, который воительница хранила за наголенником, бесшумно выскользнул из ножен. Она прижалась лицом к двери, пытаясь хоть что-нибудь увидеть сквозь щели, в которые пробивался свет, и стала ждать.

Ей показалось, что прошло довольно много времени, прежде чем страж прекратил расхаживать перед дверью, громко зевнул и проверил крепость засова. В тонкой улыбке Джарел появилось торжество. Человек за дверью что-то проворчал, а потом – воительница взмолилась, чтобы это было именно так – уселся на пол, прижавшись спиной к двери. Она прекрасно поняла, что воин решил немного вздремнуть в полной уверенности, что, не разбудив его, дверь отпереть будет невозможно. Это было ей хорошо знакомо, ведь она достаточно часто заставала врасплох собственных стражников, задремавших на постах.

И все же она еще некоторое время выжидала. Но вот наконец из-за двери послышалось ровное дыхание спящего человека. Она, облизав губы, пробормотала: